Коэльо едет по России.
Он повторяет: «Ай лав ю»,
C улыбкой кроткого мессии
Распределяя интервью.
Как фат, собравшийся жениться,
Он быстр. Глаза его остры.
Он едет, словно Солженицын,
Но не в Москву, а из Москвы.
Его на всех вокзалах толпы
Качают, встречею горды.
Ему несут в подарок торбы
Подарков, ягод и еды.
Всяк умоляет: «Дай автограф!»
Ведут и в баню, и в сельмаг.
Судачат местные: «А кто, брат,
Такой приехал?» — «Светлый маг!»
Дождливо накануне лета.
Сухого места не найдешь.
«Коэльо, блин! Ты воин света!» —
Кричит из лужи молодежь.
Однако мага что-то гложет.
Смиряя собственную прыть,
Он шепчет под нос: «Быть не может».
Кричит во сне: «Не может быть!»

Коэльо едет по Сибири.
Над ним охранник держит зонт.
При встречах лыбится все шире
Его встречающий бомонд.
Администрация готова
Припасть к руке его, к ноге;
Все повторяют слово в слово:
«Мы любим вас у нас в тайге!»
Коэльо всюду слышит крики:
«Нигде вас лучше не поймут!
Мы без ума от «Вероники»
И чтим «Одиннадцать минут!»
Нам ваше каждое изделье
На память просится само!..»
«Не может быть!» — кричит Коэльо.
И повторяет: «Быть не мо...»

Коэльо едет вдоль Байкала.
Его вагон широк, как дом.
Он пьет из тонкого бокала
Сок апельсиновый со льдом.
Меняют блюда и подносы,
Подносят киви и хурму,
А пресса задает вопросы,
Как надо жить и почему.
Все умоляют: дай ума нам,
Спаси, останови развал!
А шарлатаном, графоманом
Никто ни разу не назвал!
Никто не рявкнул грубым матом,
Дурных намерений — ни в ком,
Владивостокский губернатор
В порыве чувств назвал братком...
О нем одном страна судачит,
О нем одном мечтает Русь.
«Не может быть! — Коэльо плачет. —
Сейчас в Бразилии проснусь!
Пора назад, в родную келью!» —
Бормочет, запахнув пальто...

Но тут доносят, что Коэльо
Желает видеть Кое-кто.
И приглашает с этой целью
На площадь, главную в стране.

«Отлично! — думает Коэльо. —
Уж он-то правду скажет мне».

Выходит он из самолета
В Москву, в сияющую тьму.
Во тьме к нему подходит Кто-то
И провожает к Кой-кому.
С повадкой вежливой и плавной
Слегка испуганный мудрец
Ему речет: «Ты самый главный.
Открой мне тайну наконец!
Но только честно, кроме шуток.
Я честно знаю свой шесток.
Я, как король, двенадцать суток
В вагоне ехал на Восток,
я интервью давал вначале
И сигнатуры без конца,
Меня как гения встречали
И провожали как отца, —
Везде, трюизмы изрекая,
Я обращался к небесам...
Но я посредственность такая,
Что это знаю даже сам!
Ужели обкурилась дури
На это время вся страна?
Ведь всей моей литературе
В базарный день пятак цена!
Слова пустые, разум птичий,
Идеи девственно просты...
Ужель у вас такой обычай —
Богов творить из пустоты?!»

И Кое-кто, скользнув расческой
По бледно-русой голове,
Ему сказал с усмешкой жесткой:

— Да. Это так. Нам не внове.